Не знаю, на что похожа отрешенная радость, парение души… Возможно ли? Возможно ли объяснить словами танец, бесконечный танец мирозданья… Когда в глазах словно опрокинутое небо… ночное, утреннее, необъяснимое… в минуты счастья. А много ли? Скажи, много ли таких минут? Нет. Но они длятся вечно, когда запечатлены. (Слово-то какое нашла, будто за семью печатями). Пожалуй, воплотить. Воплотить мгновения вечности в слове, красках, звуке, в… бессмертии души…
Не знала я, что комнатка, знакомая с детства, может в одночасье превратиться в галактику, стать неким прыжком в космос, дверью бездверною в бесконечное счастье. И только потому, что мы оба в эти минуты были одним целым.
Мне казалось, что пребывала я везде и во всем. Мне казалось, что все дышит вокруг – подушка, простынь, глиняный горшочек, стены, пол, кровать. Васильки, что ты подарил, склонялись к моим плечам, рукам, источая нежность на арома языке. Да-да, так было! Мне казалось, что окно говорит со мной, откликаясь на полуобморочную негу: "Я открыла окна свои, – говорит окно, – когда ночью вы полетели над городом, и ждала вас, когда утром вернулись обратно".
Я не знаю, на что похожа отрешенная радость… Спустя годы я помню ее вкус, парение души, возможные в минуты счастья…
Есть островки одиночества, где идут цветные дожди. Кто-то сжигает рукописи. Но в этом доме жил художник, он вылил из тюбиков все краски, все-все, зная, что холсты не принесут ему ни утешения, ни спасения. Муза поспешила к нему. Перепачкав зонт и подол платья, она посмотрела вверх, когда небо в его окне перестало плакать. Смотрела долго и задумчиво, провожая в последний путь душу художника, уходя вслед за ним. Ведь Музы не Ангелы, они умирают в час, когда теряют своих гениев…
Задумчиво гляжу на приунывшую Музу свою – только каблучки хрустальные стучат, уста молчат… Она ждет возвращения домой, чтобы сесть рядом и творить…
Муза иногда говорит: "Ты слишком устала, чтобы разделить со мной вечер". И я немею от беспомощности…
В сумерках уходящего дня она вальсирует по зале музея, протяжно выводя слова, – сегодня можно не писать. "Как же? – удивляюсь я. – А что же тогда делать?" Муза подходит ко мне вплотную, пользуясь бестелесностью, и произносит, будто говоря изнутри меня: "У тебя глаза цвета агата, знала?" И помолчав, игриво бросает: "К тому же, они разные…"
Так она оставляет меня, уходя к другому, чтобы вернуться... Кто? Скажите – кто? не примет ее обратно?..
Пытаться. Пальцами танцевать по ладоням, запястьям,
Слышать, как лихорадочно бьется по жилкам счастье,
И растворятся в этом безумном танце.
Стать частью тебя. Частностью. Даже причастием
И ныне, и присно. Твои поцелуи — милостью, властью
Твоей воскрешать и казнить. Милый мой.
Помиловать или распять на кресте сомнений,
Мнений, правд от кутюр, разночтений и сплетен.
Станет мир черно-бел, и почти бесцветен. Свет он.
Ты свет мой в окошке. Я нежусь в нем, словно кошка,
Потягиваюсь, выгибаю спину.
Просыплюсь горсткой холодных льдинок и буду таять.
Я буду тайной. Проникну в кровь, в клетки и память,
Чтобы сминать всю прошлую боль и растворять ее…
Любовь?
